Научное описание
     «Редчайший образец иллюстрированного апракоса»
     Старец Паисий «предложил» в монастырь Евангелие

     Научное описание
     
      Сийское Евангелие-апракос. БАН. Археогр. ком. № 339 (№ 190).
      XVII в. (последняя четверть). F° (44,5 х 32 см), 945 л. Устав. Переплет. Москва. Содержит многочисленные лицевые изображения и орнаментальные иллюминации.
     
      Филиграни: 1) Геральдическая лилия и гербовый щит, пересеченный по диагонали тремя параллельными полосами (просматривается на большинстве листов рукописи), сходен со знаками № 960 (1670) и № 962 (1670) у Диановой и Костюхиной; 2) Страсбурская лилия на гербовом щите под короной, сопровождается монограммой «WR»; контрмарка этого знака – латинский крест с литерами «IHS» и монограммой «LR». Сходна со знаками № 1785 (1670), № 1785a (1684), № 1790 (конец XVII – начало XVIII) у Хивуда; 3) «Pro Patria» (Л. 2, вставной) сходна со знаком под № 716 (1797) у Участкиной.
     
      Археография
      Сийское Евангелие XVII в. хранится в Рукописном отделе Библиотеки Российской академии наук с 1932 г. Сюда рукопись попала из Архива Историко-археографического института (ныне Архив Санкт-Петербургского Института истории РАН). Постоянная Историко-археографическая комиссия Академии наук командировала в Архангельск ученого секретаря комиссии А.И.Андреева для выяснения состояния собрания бывшего Архангельского Древлехранилища. Результатом этой поездки стало согласие Архангельского Дома книги передать рукописи расформированного Древлехранилища в Архив Историко-археографической комиссии. Ю.М.Сибирцевым, занимавшим должность заведующего Отделением рукописных и старопечатных книг Архангельского Дома книги, на передаваемые рукописные книги была составлена в течение 1923 – 1926 гг. подробная опись. В декабре 1927 г. состоялась передача рукописного собрания Антониево-Сийского монастыря, а в январе 1932 г. лицевое Евангелие-апракос XVII в. поступило в Библиотеку Академии наук.
      Рукопись поражает своей величиной. Она состоит из 945 листов форматом 44,5 х 32 см и весит почти 23 кг (22 кг 800 г). Текст и миниатюры занимают 933 листа. Текст написан крупным уставом двух почерков, густыми черными чернилами. Рукопись богато иллюминована. Ее художественное убранство состоит из заставок-рамок, заставок, концовок, «цветков» на полях, орнаментальных рамок вокруг вставок из разноцветной тафты (красной, лимонной, зеленой), выполненных в цвете и декорированных золотом. В рукописи более 3310 иллюминаций. Из этого числа 2138 – миниатюры. Из них 30 – композиции в лист; 8 – выходные миниатюры в широких орнаментальных рамках (24,7 х 16 – миниатюра без рамки; 36,8 х 27 – с рамкой); 12 – выходные миниатюры в узких, написанных золотом рамках; 10 орнаментальных с сюжетными композициями. Кроме того, встречаются иллюстрации и отдельные фигуры в тексте между строк; миниатюры на полях, сюжетные изображения, входящие в композиции заставок-рамок.
      В рукописи два вида пагинации: буквенная – современная кодексу (находится в верхнем правом углу листа, выполнена чернилами черного цвета); цифровая – сделана в XX в. (проставлена простым карандашом в верхнем правом углу листа). В рукописи 106 тетрадей (последняя неполная), которые имеют буквенную нумерацию, проставленную золотом по нижнему полю рукописи. Тетрадь состоит из восьми листов. Начало каждой новой тетради отмечено на лл. 71, 79, 88, 96, 104, 112, 120, 128, 136, 144, 152, 160, 173, 181, 189, 197, 205, 213, 221, 229, 237, 245, 253, 261, 269, 280, 284, 292, 300, 308, 316, 324, 332, 343, 351, 359, 367, 375, 383, 391, 399, 402, 415, 423, 431, 439, 447, 455, 463, 471, 479, 487, 495, 503, 511, 519, 527, 535, 543, 551, 559, 567, 575, 583, 591, 599, 607, 615, 623, 631, 639, 647, 655, 663, 671, 679, 687, 695, 703, 711, 720, 727, 737, 747, 755, 765, 773, 781, 791, 799, 807, 815, 825, 833, 843, 853, 861, 871, 881, 889, 897, 907, 917, 925, 933, 940.
      Л. 1, 4, 5, 6, 66, 67, 169, 942, 943, 944, 945 – чистые.
      Рукопись по обрезу в золоте с тисненым орнаментом. Переплетом служат доски, обтянутые красным сафьяном. Книгу стягивают четыре металлические застежки. (Прил. 2. Внешний вид).
     
      Кодикология
      Сийское Евангелие написано на большой, так называемой «александрийской» (тряпичной, хорошо выделанной), бумаге размером «в десть» (в лист). Текст написан густыми черными чернилами, крупным поздним уставом, который в документах назван «книжным, большим, изрядным, самым мастерским». Заглавия, инициалы, а также знаки препинания выделены золотом. Как известно, основным типом почерка в Московском государстве XVII в. была скоропись, однако книги духовного содержания, особенно те, которые изготовлялись по специальным заказам, по-прежнему писались уставом. Текст Евангелия выполнен, по меньшей мере, двумя писцами. Округлый по формам, свободно расположенный в строке устав (Л. 9 – 252 об., л. 284 – 941 об.), на листах 235 – 283 об. сменяется более строгим по почерку плотным письмом, на характер которого явно повлиял шрифт печатных изданий.
      В Сийском кодексе применены два типа разлиновки листа, что хорошо просматривается на чистых лл. 169 об. и 334 об. Нами установлено, что по такому же принципу разлинованы листы ряда датированных парадных рукописей, выполненных в Посольском приказе. Разлиновка л. 66 Сийского кодекса (первый тип) совпадает с разметкой строк на листах «Хрисмологиона» (РНБ. Эрмит. № 27. Л. 40). Разлиновка л. 274 в Сийском кодексе (второй тип) идентична разметке листов «Титулярника» (РНБ. Эрмит. № 440. Л. 107).
      В Сийском Евангелии пятнадцатистрочное расположение текста. Текст заключен в простую прямоугольную рамку. Такое же количество строк на листе нами обнаружено еще в двух Евангелиях, выполненных в Москве во второй половине XVII в. Это Толковое Евангелие 1678 г., о котором известно, что оно создавалось в Посольском приказе мастерами Оружейной палаты (Оружейная палата. № 10185), и Евангелие царевны Софии, также связанное своим происхождением с одной из Кремлевских мастерских (ныне находится в Древлехранилище Пушкинского Дома. Карельское собр. № 241).
      В ходе кодикологического анализа исследуется качество бумаги Сийского кодекса и предпринимается попытка выяснить, где она изготовлена. До конца XVII столетия в России практически не было собственных мельниц по производству бумаги. С того времени, как книги начали писать на бумаге, ее в большом количестве стали покупать за границей. Известно, что в XVI в. на Руси употребляли сначала итальянскую, затем преимущественно французскую и немецкую бумагу. В XVII столетии на российском рынке конкурировали французские и голландские изготовители бумаги. Сами же голландцы в течение нескольких столетий употребляли иностранную бумагу, получаемую либо из Франции, либо из Италии. В XVII в. голландцы уже умели выделывать хорошую бумагу, но французская все еще была в моде, она шла на самые роскошные издания. Во второй половине XVII столетия бумажное производство во Франции резко пошло на спад. Этим воспользовались голландцы, которые постепенно завладели многими французскими рынками, в том числе и русским. С этого времени голландская бумага получила большое распространение в Москве, «на государственные и на всякие дела» бумаги требовалось много. Известно, что один только Посольский приказ употреблял до 300 стоп бумаги в год. Следовательно, бумага, на которой выполнено Сийское Евангелие, могла быть либо французской, либо, что вероятнее всего, голландской. Характер водяных знаков бумаги Сийского кодекса подтверждает это предположение. (Прил. 2. Л. 107 об.)
     
      Палеография
      На бумаге Сийской рукописи нами зафиксировано два вида водяных знаков. Первый из них – геральдическая лилия и гербовый щит, пересеченный по диагонали тремя параллельными полосами, – отмечен на л. 5. Такая же филигрань зафиксирована нами на листах лицевой рукописи «Лекарство душевное», выполненной в 1670 г. в Оружейной палате. На остальных листах Сийской рукописи – филигрань в виде Страсбурской лилии на гербовом щите, увенчанном короной, под щитом – монограмма «WR». Контрмарка этого знака – латинский крест с литерами «HIS» – нередко сопровождается монограммой «LR». Такая же филигрань обнаружена нами на бумаге «Титулярника» – рукописи, созданной в Посольском приказе в 1672 г. (о чем свидетельствует запись на л. 1) и в «Хрисмологионе», выполненном там же годом позже (запись на л. 1 об.). (Прил. 2. Л. 5. Филигрань. Л. 6. Филигрань).
      Как известно, «Титулярник» и «Хрисмологион» – рукописи светского характера, но этот же знак зафиксирован и на бумаге церковных документов, таких как Соборная грамота архиепископа Иосифа, датированная 1676 г., и Настольная грамота Адриана, подписанная 1686 г. (28). В «Альбоме водяных знаков» Хивуда эта филигрань датируется 1670 г., 1684 г., а также концом XVII – началом XVIII в. Период времени, когда в России была в ходу бумага с таким водяным знаком, укладывается в три последние десятилетия XVII в. Филигрань бумаги и выполненное на ней произведение принято датировать одним и тем же временем, во всяком случае, в древнерусский период. Следовательно, у нас есть все основания рассматривать создание Сийской рукописи в тех же временных границах, что и названные выше датированные произведения. На основании изучения водяных знаков бумаги Сийского Евангелия следует признать, что его могли сделать не ранее 1670 г., но и не позднее 1692-го – года, когда его отправили в Сийский монастырь. Все приведенные в поддержку этого предположения доводы построены на результатах изучения памятников исключительно московского происхождения, что дает нам основание утверждать, что и рукопись Сийского апракоса была создана в Москве.
     
      Записи
      Прежде чем перейти к исследованию Сийского кодекса, обратим внимание на записи, оставленные на его листах разными людьми и в разное время. В Сийском Евангелии имеются записи, относящиеся к его археографическому описанию (зафиксированы на 1-м и 2-м форзацах); записи, дополняющие текстовую композицию, но не входящие в каноническую композицию апракоса, – «Молитва трудолюбца о совершении книги сея» (Л. 935 - 941); записи в тексте, не имеющие отношения к содержанию канонического апракоса и выражающие точку зрения писца по поводу иконографии лицевых изображений (Л. 24-24 об.), а также вкладные записи: полистная (Л. 7 - 936) и ее копия (Л. 2), являющиеся единственным источником, связанным с историей создания рукописи.
     
      Археографическая
      К археографическим записям следует причислить те, которые относятся к внешнему описанию кодекса и находятся на его фронтисписах или чистых, не заполненных текстом и иллюстрациями листах. На первом форзаце Сийского кодекса сделаны две записи. Одна из них – «Археогр. ком. № 339» – является старым шифром рукописи. Поскольку в кодексе указан этот шифр, он стал для него «родным», поэтому в публикациях, посвященных памятнику, приводится именно он. Хотя правильнее было бы шифровать Сийское Евангелие XVII в. новым номером – «№ 190», который значится в описи, составленной М.Н.Мурзановой. Для сохранения традиции в изучении Сийского Евангелия в качестве шифра допустимо использование и старого, зафиксированного на форзаце, и нового, приведенного в описи, шифра.
      Двойная шифровка отражена в прилагаемых к рукописи листах использования: на одном из них, выданном в 1970 г., значатся оба шифра, на другом, первая запись которого относится к 1996 г., указан только новый шифр. В публикациях до настоящего времени использовался старый шифр (Кукушкина, Гумницкий, Братчикова). Шифр, приведенный в очерке Н.Е.Мневой и М.М.Постниковой-Лосевой, включенном в 4-й том «Истории русского искусства», – «Археогр. ком. № 8339» – неверный.
      Вторая запись первого форзаца, сделанная 20 февраля 1965 г. – «весит 22 кг 800 гр. 20. 02. 65 г.». Сийский апракос не имеет металлического, унизанного драгоценными камнями оклада, какими украшены почти все современные ему напрестольные Евангелия. Но размеры его столь внушительны, что описатели кодекса сочли необходимым зафиксировать вес. На л. 1 – «Инв. № 3783»; рядом с копией текста вкладной записи на внутреннем поле л. 2 – «1693» (карандашом). На втором форзаце – «В этой рукописи 945 листов. 21 февр. 1932 г. провер. Е.Шипова».
     
      Вкладная (Л. 7 – 161)
      Вкладная запись была сделана на листах Сийского Евангелия в 1695 г. Именно тогда «подписывались» книги последнего вклада патриаршего казначея Паисия в Сийский монастырь, сделанного им в 1692 г. Известно, что вкладная запись выполнена Трофимом Кузнецовым, подьячим архимандрита Никодима. В документе, процитированном в книге М.В.Кукушкиной, говорится о том, что Трофим Кузнецов получил 16 алтын 4 деньги за то, «что он, Трофим, тружался по братскому приговору, подписывал тридцать книг на имя патриарша казначея Паисия, которые он дал во свое обещание в Сийский монастырь в помяновение о себе и о родителех своих». Вкладная запись, разделенная на отдельные слова, а порой и на части слова, сделана по нижнему полю 934 листов рукописи исключительно с их лицевой стороны. Текст вкладной записи повторен три раза полностью (Л. 7-161; 162 – 456; 457- 766); четвертый повтор текста неполный, он заканчивается на слове «святократство» (Л. 767 - 941). Позднее текст вкладной записи был переписан на отдельный лист меньшего, чем все другие листы, формата и вставлен 2-м листом при переплете кодекса (Л. 2). Эта работа, по всей вероятности, была проделана в XVIII в., о чем свидетельствует качество бумаги вставного листа с филигранью «Pro Patria», сходной со знаком под № 716 (1797), опубликованным С.В.Участкиной. Текст, сделанной по листам вкладной записи (Л. 7 - 161), полностью совпадает с текстом ее копии (Л. 2). Фрагмент вкладной записи (с начала и до слов «...иже нарицаемый Сийский») опубликован в трудах Ф.И.Буслаева и А.Е.Викторова, полностью текст приводится в работе Е.К.Братчиковой. В тексте вкладной записи указан год поступления Евангелия в Сийский монастырь – 1692 г. («Лету 7201-го, сентября в 20 день»), названо имя вкладчика («казначей старец Паисий Сийский») и дана ссылка на патриарха – Адриан, архиепископ Московский и всей России, и всех северных стран патриарх. Следовательно, можно утверждать, что вкладная запись является документальным источником, позволяющим уточнить сведения о происхождении и датировке рукописи.

      Текст вкладной записи (Л. 7 – 161)
      Текст сделанной по листам вкладной записи (Л. 7 – 161) совпадает с текстом ее копии. В XVIII столетии вкладная запись была копирована на отдельный лист меньшего, чем все другие листы, формата и вставлена при переплете кодекса (Л. 2). На бумаге вставного листа зафиксирована филигрань «Pro Patria», сходная со знаком под № 716 (1797), опубликованным С.В.Участкиной.
      (Л. 2). «Лета 7201, сентября в 20 день, дому великаго Господина всесвятейшаго Кир Адриана Архиепископа Московскаго и всея Россия и всех северных стран Патриарха, Казначей старец Паисий Сийской, Сию Божественную книгу святое Евангелие опракос с прилежным молением преложих в дом Пресвятыя и Живоначалныя Троицы и Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы Честнаго и славнаго Ея Благовещения; и деже трудолюбие возградил преподобный и Богоносный Отец наш Антоний иже нарицаемый Сийским. Усердно прошу всежелателный работник сего святаго дому со слезами молю сея святыя обители отцем, и прочим прочитающим и послушающим сея Богодухновенныя Книги; да сотворят со мною многогрешным милость, помолят Господа Бога о оставлении согрешений моих и о прочих моих родителех да и сами от Бога милость обрящут. И да не дерзнет кто сей Книги без благословения настоятелей, из святыя обители взять и тайнокрадением восхитити; Аще же кто дерзнет сию Книгу из святыя обители взять, или кто каким неправедным умышлением и тайнокрадением восхитит. И за обесчестие сея святыя обители, да воздаст Ему Господь Бог, яко же Анании и жене его Сапфире иже от своего имения утаиша при святых Апостолех. Тако и сему еже от святыя обители не свое похитившему да судит ему Господь Бог на праведном своем Суде во оном венце».
     
     
      Иконографическая
      (Запись на Л. 24 –24 об.)
      «Сего ради аз не престаю на московском толкованию, ибо не право Иоанна львом пишут, паче же приемлю Златоустаго, толкование Иеронимово, иже его нарекоша орлом высокопарным, от действа его высокой богословии».
      Эта не характерная для текста канонического апракоса запись могла быть сделана по инициативе заказчика Евангелия или по желанию писца, высказавшего свое личное мнение по поводу символа евангелиста Иоанна. Впервые запись была опубликована Н.В.Покровским в работе «Евангелие в памятниках иконографии, преимущественно византийских и русских», где она приводилась в знак подтверждения того, что в распределении символов евангелистов не существовало единого, раз и навсегда принятого, мнения.
      Н.В.Покровский приводит известные ему иконографические изводы: по Иринею Лионскому, который предлагал евангелиста Марка изображать орлом, Иоанна – львом (Матфея – в образе человека, Луку – тельцом), и по блаженному Иерониму, распределявшему символы иначе: Марку приписывался лев, Иоанну – орел (Матфей – человек, Лука – телец).
      На текст этой записи (Л. 24 – 24 об.) ссылаются в своих работах И.И.Гумницкий и Е.К.Братчикова. И.И.Гумницкий – дабы подтвердить свое предположение о возможности участия в художественном оформлении Сийского Евангелия провинциальных мастеров.»Из этой записи, – отмечает исследователь, – следует, что рукопись была написана и оформлена не в Москве или, во всяком случае, артелью писцов и художников, не согласных с иконографическим каноном московской школы иконописцев». Е.К.Братчикова обращается к тексту записи при определении художественного центра, с которым могло быть связано своим происхождением Сийское Евангелие. Запись на листах 24 – 24 об. трактуется ею как ответ официальной церкви старообрядцам, принявшим на вооружение изображение символа евангелиста Иоанна по толкованию Иезекииля. (Прил. 2. Л. 24 – 24 об. Иконографическая запись).
     
      «Молитва трудолюбца о совершении книги сея Святаго Евангелиа» (Л. 935 – 941)
      (Полностью не сохранилась, утрачено окончание).
      Нач.: «Слава превечному вышшеименному, всевиновному непостижимому Богу, славному в вышних от ангел глагол: и в нижних…».
      Начинаясь с л. 935, «Молитва трудолюбца...» обрывается на словах: «О сих всех благодарю тя, Царю Святых страшный, и сильный крепостию милости Твоея, и радостно любовию воспевая велехвальное имя Твое, и пред престолом пресветлой славы Твоея многогрешную душу мою...» (Л. 941 об.).
      Первым о существовании в Сийском апракосе «Молитвы трудолюбца...» упомянул Ф.И.Буслаев, поместив в своем сочинении несколько восторженных строк из ее текста. В «Описи» А.Е.Викторова опубликован начальный фрагмент «Молитвы трудолюбца...». Ни словом не обмолвившись о том, что окончание молитвы утрачено, автор пояснил, что не стал переписывать текст «Молитвы...» до конца, потому как дальше идет «одна риторика, исторического очень мало; даже не названо имени трудолюбца». На «Молитву трудолюбца...» ссылается И.И.Гумницкий, высказывая предположение о том, что в несохранившейся ее части, возможно, содержались сведения о месте изготовления рукописи, имена художников и писцов. «Молитва трудолюбца...» упоминается в статьях Е.К.Братчиковой, в тех разделах, где речь идет о текстовой композиции Сийского апракоса. (Прил. 2. Л. 935).
     

      «Редчайший образец иллюстрированного апракоса»
     
      Композиция текста
      По композиции и составу текстов Сийское Евангелие – апракос. Евангелия-апракосы предназначались для проведения богослужения. Другой тип Евангелия – тетр, или четвероевангелие, служил в основном для внецерковного чтения. В IV веке первым на греческой почве сложилось содержание тетро-Евангелия. Позднее определился состав более удобного для литургии апракоса. Славяне же перевели для себя сначала апракос, а потом четвероевангелие. Именно апракосы были типичной книгой Евангелия в Древней Руси.
      Композиция апракоса построена согласно тому, как текст четырех евангелистов читался в православной церкви во время служб на определенные дни года. Первая часть Сийского апракоса – синаксарь – начинается с чтения на Пасху и оканчивается в субботу перед Пасхой следующего года (Л.73 – 709 об.). Синаксарь состоит из четырех разделов, сменяющих друг друга в следующем порядке: чтения от Пасхи до Пятидесятницы (Л. 73 – 168 об.), от Пятидесятницы до Нового лета (Л. 173 – 333), чтения Нового лета и недель, предшествующих Великому посту (Л. 338 – 533), чтения Великого поста вместе со Страстной неделей (Л. 533 об. – 709 об.).
      Вторая часть апракоса – месяцеслов – включает в себя чтения, закрепленные за определенными датами гражданского календаря, начиная с 1 сентября и кончая 31 августа. Месяцеслов Сийского Евангелия занимает листы с 713 об. по 934 об. За месяцесловом идут одиннадцать воскресных Евангелий, которые предназначены для чтений на утрени, текст их многократно повторяется в течение года (Л. 710 - 712). Завершается Сийское Евангелие «Молитвой трудолюбца о совершении книги сея», которая начинается с л. 935 и обрывается на л. 941 об. Такова традиционная композиция служебных Евангелий. Но в Сийском апракосе имеются еще такие разделы, как «Поучение общее всем евангелистам» (Л. 9) и «Предисловие, еже от Матфея Святое евангелие, написанное от святого Феофилакта, архиепископа болгарского» (Л. 36). В рукописях типа апракос XI – XVII вв. подобных отступлений от канона нет. Композиция Сийского апракоса расширена за счет текстов, заимствованных из толкового Евангелия. Евангелие такого типа представляет собой собрание самых распространенных толкований на четвероевангелие. Среди них наиболее часто встречается Евангелие с предисловием Феофилакта Болгарского (Охридского), сложившееся к концу XI в. и вскоре переведенное на славянский язык. Евангелие с толкованиями – достаточно распространенный на Руси вид духовных книг. Из рукописных к толковым относится Евангелие 1678 г. (№ 10185). Оно, как и Сийское, принадлежит к типу Евангелий с миниатюрами на полях. Толковое Евангелие 1678 г. до определенной степени повлияло на композицию и оформление Сийского Евангелия, а это значит, что последнее создано позднее 1678 г.
     
      Миниатюрист следует за писцом
      Разные по составу и имеющие разновидности апракосы и тетры не могли быть одинаково оформлены. От композиции текста зависело то, как расположится письмо на листе, а значит и то, где разместятся миниатюры, заставки, заглавия, инициалы, концовки. Не текст существовал для украшений, а украшения для текста. Оформитель следовал за писцом и должен был приспосабливаться к заданной им композиции. В апракосах XI – XVII вв. достаточно распространено, например, такое явление: на последней строке листа (или на одной из последних строк) мог появиться инициал, в два, а то и в три раза превышающий своими размерами другие буквы. Он не умещался в пределах строки, задевал верхнюю строку и выходил на нижнее поле. Будь у живописца возможность самостоятельно выстраивать композицию, вряд ли он нарушил бы тектонику листа. Такие инициалы выполнялись либо самим писцом, либо декоратором, но уже после того, как был написан текст. Они показывали границу отрывка, имеющего законченное содержание или несущего определенную функцию (например, читается в определенный день недели, а не переходит на другой). С композицией текстов связано не только местонахождение больших и малых инициалов, заголовков, но также и расположение миниатюр. В Евангелии каждая более или менее самостоятельная часть, составляющая книгу, могла предваряться миниатюрой с изображением евангелиста и непременно имела заставку. В лицевых тетро-Евангелиях миниатюры с изображениями евангелистов размещаются в такой последовательности: Матфей, Марк, Лука, Иоанн. Если апракос имеет миниатюры, то первая из них – с изображением Иоанна – открывает чтения от Пасхи до Пятидесятницы (Л. 68 об.), так как в эти дни читаются разрозненные тексты из Евангелия от Иоанна. Вторая – с изображением Матфея (Л. 170 об.) – перед началом чтений от Пятидесятницы до Нового лета. Именно в этот период на все субботы и воскресенья, а также на будние дни первых десяти недель даются тексты из Матфея. Третья миниатюра – Луки (Л. 335 об.) – открывает чтения Нового лета, когда на все субботы и воскресенья, а также на будние дни до воскресения двенадцатой недели помещены чтения от Луки. Размещение же миниатюры с изображением Марка имеет особое текстологическое значение: ее местонахождение зависит от того, какую из разновидностей апракоса, краткую или полную, она сопровождает.
     
      Полный апракос – особенности художественного оформления
      Сийское Евангелие – полный апракос. Древнерусская традиция полных апракосов представлена такими памятниками, как Мстиславово Евангелие, Морозовское Евангелие, Евангелие Хитрово, Евангелие Кошки, Клементьевское Евангелие. Как свидетельствуют наиболее древние датированные рукописи, место для миниатюры с изображением евангелиста Марка в композиции полного апракоса установилось не сразу. Так, в Мстиславовом Евангелии она помещена непосредственно перед чтениями Великого поста (Л. 123 об.), в Добриловом Евангелии 1164 г. – перед чтением четверга четырнадцатой недели Нового лета (Л. 159), а в Симоновском Евангелии 1270 г. – после чтения на воскресенье четырнадцатой недели (Л. 93). Таким образом, в русских полных апракосах прослеживается тенденция, при которой композиция с изображением Марка перемещалась ближе к началу текста. В Сийском Евангелии миниатюра Марка занимает л. 270 об. и находится в чтениях одиннадцатой недели по Пятидесятнице (между чтениями понедельника и вторника одиннадцатой недели).
      Оформление Евангелий теснейшим образом связано с текстом, с его композицией. Но это обстоятельство не лишало иконописца творческой инициативы. Всегда принимался во внимание такой показатель, как назначение, функция книги, т.е. то, для чего она создавалась. По замечанию Н.В.Покровского, лицевые Евангелия служили не столько для частного, сколько для церковного употребления. В их числе апракосы, тетры, толковые Евангелия. Очевидно, что контролируемых церковью правил того, как оформлять различные типы Евангелий, не было, но существовала художественная традиция, благодаря которой Евангелия, предназначенные для богослужения или поклонения, а значит находящиеся в храме, где их могли видеть массы прихожан, оформлялись иначе, чем те, которые читались дома.
     
      Напрестольное Евангелие – «энциклопедия орнаментальных мотивов»
      Сийский апракос – Евангелие напрестольное, в силу этого оно должно было быть декорировано особенно роскошно. В рукописи встречаются все основные виды иллюминаций: миниатюры с изображением персонажей и сюжетов в живописной технике, заставки-рамки орнаментальные и с сюжетными композициями, концовки, «цветки» на полях, инициалы и строки, выписанные вязью. Миниатюры встречаются нескольких типов: фронтисписные, миниатюры в лист, композиции, занимающие половину листа (чаще верхнюю), сюжетные сцены или отдельные фигуры в тексте между строк, лицевые изображения на полях. Разнообразие представленных в кодексе орнаментов – плетенка, неовизантийский, старопечатный, стиль позднего Возрождения и барокко – позволило А.Н.Свирину назвать страницы Евангелия «энциклопедией орнаментальных мотивов». Для того чтобы гармонично расположить декоративное убранство, необходимо было увеличить объем рукописи (количество листов) и размеры листа. Текст Евангелия расширился незначительно, следовательно, дополнительные дюймы были предназначены для миниатюр и орнаментов. На одном листе, кроме текста, может находиться от одного до пяти различных видов иллюминаций. В основном они размещаются на полях. Средневековые писцы всегда придавали особенное значение соотношению ширины полей листа. В западных и византийских кодексах нижнее поле самое широкое, несколько уже – внешнее, еще уже – верхнее, самое узкое – внутреннее поле. В древнерусских рукописях точно определялись размеры полей: нижнее поле должно было быть в четыре раза шире верхнего и в два раза шире бокового внешнего.
      В Сийском кодексе самое широкое – внешнее поле, ширина которого составляет 10,5 см, нижнее поле – 9 см, верхнее – 6,5 см, внутреннее – 4 см. Намеренное увеличение внешнего поля вызвано тем, что именно здесь размещаются все иллюстрации, комментирующие евангельский текст. На внешнем поле листа может находиться сразу несколько миниатюр. Между собой они компонуются по-разному. Изображения, относящиеся к тем или иным строкам текста, могут быть абсолютно не связаны друг с другим, а могут объединяться общей рамкой в единую композицию. Причем в этом последнем варианте эпизоды могут отделяться один от другого, тогда это разные миниатюры, а могут составлять одну многоклеймовую композицию, и в этом случае дробить ее на самостоятельные миниатюры неправомерно. Вероятно, с трудностью подсчета маргинальных композиций и было связано появление в литературе нескольких различных цифр количества миниатюр в кодексе.
     
      Сколько миниатюр в Сийском апракосе?
      По мнению Н.В.Покровского, в Евангелии «свыше 2130 миниатюр» – «цифра небывалая в истории византийско-русских лицевых кодексов». Историограф Сийского Евангелия, известный под инициалами «Е. К.», утверждает, что в рукописи «до 3000 рисунков, не считая виньеток». И.Е.Евсеев, писавший о Сийском Евангелии в начале XX в., видимо, не знал работы этого автора. В своем очерке по истории славянского перевода Библии он отмечал, что Евангелие «содержит 2130 изображений». Это же число указывают в своей статье о Библии А.А.Алексеев и О.П.Лихачева. Другую цифру – «около 4000 миниатюр» – находим в работе А.Н.Свирина 1950 г., а после него – у Н.Е. Мневой и М.М.Постниковой-Лосевой, а также у Ю.Г.Малкова. Четвертый вариант – «более 2500 миниатюр» – дает М.В.Кукушкина в работе «Монастырские библиотеки Русского Севера». Последней в этом ряду публикаций была вышедшая годом позже статья И.И.Гумницкого, в которой упомянуто «более 4000 миниатюр». Видимо, пять разных вариантов – свидетельство того, что миниатюры в кодексе пересчитывались пять раз, причем каждый исследователь выполнял эту работу самостоятельно, без ссылок на своих предшественников. Н.В.Покровскому не на кого было ссылаться, он был первым, и все, кто занимался Сийской рукописью после него, не останавливались специально на этом вопросе, не обсуждали уже существующие варианты. Называя свои цифры, авторы имели в виду только миниатюры, а не в целом иллюминации, к числу которых, кроме миниатюр, относятся также заставки с сюжетными композициями, концовки, «цветки» на полях, инициалы. Но если даже пересчитать все имеющиеся в кодексе иллюминации, то их общее их число все же не достигнет 4000. По подсчетам Е.К.Братчиковой, Сийская рукопись содержит более 3310 иллюминаций. Из этого числа 2138 – миниатюры. В кодексе свыше 30 композиций в лист, кроме того, – иллюстрации и отдельные фигуры в тексте между строк, миниатюры на полях, а также сюжетные изображения, входящие в композиции заставок.
      Из западных кодексов с Сийским Евангелием по числу миниатюр может сравниться только Библия Филиппа Смелого, насчитывающая 5000 иллюстраций. В Библии иллюстрирован не только Новый, но и Ветхий Завет. И если верить Н.В.Покровскому, ее композиции по количеству занимаемых дюймов уступают нашему кодексу. Следовательно, есть все основания считать, что Сийское Евангелие превосходит числом миниатюр все известные византийско-русские памятники, что это самое объемное лицевое Евангелие.
     
     
      Старец Паисий «предложил» в монастырь Евангелие
     
      «Великий трудник и благоустроитель обители»
      Происхождение Сийской рукописи связано с именем старца Паисия, келаря Антониево-Сийского монастыря, впоследствии – патриаршего казначея. Паисий, сын священника, с юных лет обосновался в Сийской обители. Его духовным наставником был сам игумен Феодосий. Будучи человеком мастеровитым, Паисий деятельно участвовал в благоустройстве своего нового дома. В 1658 г. в монастыре вспыхнул сильный пожар, уничтоживший все деревянные постройки. За четыре года восстановительных работ (1659 – 1663 гг.), на которые государем было пожаловано 64 руб., в монастыре воздвигли колокольню, достроили часовую, ризную и книгохранительную палатки. В этом строительстве келарь Паисий участвовал как подмастерье. В 1661 г. построили каменные святые ворота, в 1662 г. возвели хозяйственные сооружения и укрепили берег острова деревянным отрубом, который заводил послушник Паисий. Наконец он был пострижен в монахи и по распоряжению игумена направлен ко двору патриарха «лить большой колокол».
      Вся дальнейшая жизнь Паисия была связана с Москвой. Указом патриарха Иоакима от 30 июля 1676 г. он был произведен в казначеи. Это первое и единственное за годы его службы назначение было важным моментом в жизни Сийского монастыря. С одной стороны, в лице казначея Паисия обитель получила «сильного ходатая и заступника» перед власть имущими в самой столице. С другой – щедрого «строителя», заботившегося о монастыре до самой своей кончины. Только в одной из вкладных (на 300 рублей), выданной казначею в 1680 г., сказано, что «он, монах Паисий, жаловал во всяких монастырских нуждах, вспомогал и заступал, и на судах денег давал окупать монастырские долги, так что исчислить благих его дел к обители сей не можно. Сам Бог да возмерит».
      В последующие годы деятельность Паисия приняла еще более широкий размах. Благодаря его заботам обитель украсилась многими каменными зданиями. Его иждивением были построены настоятельский и братский корпуса, надвратная церковь преподобного Сергия. В это же время монастырская колокольня обогатилась благозвучным 300-пудовым колоколом, а ризница и книгохранилище – дорогими облачениями, напрестольными Евангелиями, другими книгами. Благоустраивая родную обитель, Паисий стремился поднять ее авторитет среди других северных монастырей. Не без его участия было принято решение об учреждении Сийской архимандрии. С грамотой патриарха Адриана и ехал он летом 1692 г. в Сийский монастырь. 31 июля преосвященный Афанасий, архиепископ Холмогорский и Важский, поставил в архимандриты Сийского монастыря ученика игумена Феодосия, казначея, иеромонаха Никодима. В честь этого события Паисий привез украшенную иконами архимандричью шапку, ризы, серебряную стопу, два персидских ковра, 12 книг Миней месячных, 100 руб. денег и четыре сундука, наказав распечатать их после его смерти.
      Паисий скончался 17 декабря 1695 г., и отпевал его в Московском Богоявленском монастыре сам патриарх Адриан. Исполняя завещание Паисия, тело его перевезли в Сийскую обитель, где 13 января, после совершения панихиды, оно и было погребено. Тем временем сундуки, оставленные Паисием в его последний приезд, вскрыли и в одном из них среди прочих пожертвований нашли Евангелие, названное впоследствии Сийским. В память о патриаршем казначее архимандрит Никодим велел подписать все книги вклада 1692 г. Сохранился документ, свидетельствующий о том, что подьячий Трофим Кузнецов в 1694 – 1695 гг. получил 15 алтын 4 деньги за то, что «тружался по братскому приговору, подписывал тридцать книг на имя патриарша казначея Паисия, которые он дал во свое обещание в Сийский монастырь в помяновение по себе и по родителех своих». Вкладная запись является единственным письменным источником, связанным с историей создания рукописи. В ней говорится о том, что «Лету 7201-го, сентября в 20 день», казначей Адриана, архиепископа Московского и всея России и всех северных стран патриарха, старец Паисий «предложил в дом преподобного отца Антония Сийского святое евангелие апракос».
      Несмотря на то, что в памятнике точно указан год, причем не создания рукописи, а ее вклада, Сийское Евангелие нередко датируют 1693 годом. Откуда в литературе могла появиться эта дата? Впервые она встречается в очерке епископа Макария. Обе даты – 1692 г. и 1693 г. – упоминаются в работе первого исследователя Сийского Евангелия Ф.И.Буслаева «Древнерусская народная литература и искусство». Ф.И.Буслаев цитирует текст вкладной записи с датой по летосчислению от сотворения мира (7201 г.) и, сделав ее пересчет на юлианский календарь, получает «1692 г.». В этой же статье говорится: «Прилагаемое здесь изображение...снято с миниатюры из великолепного Евангелия конца XVII в., находящегося в Сийском монастыре, куда его отдал в 1693 г. старец Паисий, казначей патриарха Адриана». Напомним, что в Сийском Евангелии на л. 2, рядом с копией текста вкладной записи, возможно, рукой самого Ф.И.Буслаева проставлен именно 1693 год. Эта дата утвердилась в историографии рукописи и со временем ошибочно стала считаться датой ее создания. Так, Сийское Евангелие попало в число «точно датированных произведений».
     
      «Расписывала царевна София»?
      В литературе можно найти указание также и на то, кто был создателем этой грандиозной рукописи. Существует предание, что в работе над Сийским Евангелием принимала участие сама царевна Софья Алексеевна. В первый раз об этом сообщает церковный писатель, известный под инициалами «Е. К.». В его версии, опубликованной в 1895 г. и основанной на сообщении газеты «Архангельские епархиальные ведомости» за 1849 г. (№17), читаем: «Евангелие расписывала царевна София Алексеевна». Но еще раньше об этом упоминал профессор Петербургского университета А. В. Никитенко, посетивший Сийский монастырь в 1834 г. и оставивший в 1-м томе своего «Дневника», изданного в 1955 г., такую запись: «Потом архимандрит повел нас в ризницу, где мы нашли много любопытного, между прочим, евангелие, до того объемистое, что его не в силах поднять один человек... Этот труд, наверное, стоил большую половину одной человеческой жизни. Предание приписывает этот труд царевне Софии Алексеевне».
      Необходимо отметить, что царевне Софье приписывается выполнение не одной рукописной книги. Кроме Сийского, нам известно лицевое Евангелие конца XVII в., за которым прочно закрепилось название «Евангелие царевны Софии». Причиной тому послужила скорописная запись, оставленная на последнем листе этого кодекса. В ней говорится о том, что над рукописью «София трудишася, царевна». Содержание этой записи и породило легенду о причастности царевны к созданию Евангелия, которое она якобы готовила в подарок В.В.Голицыну, сосланному в Каргополь. Как и в Сийском, в Евангелии Софии сделана по листам вкладная запись, из которой следует, что эта рукопись «казенная Каргопольского Спасо-Преображенского монастыря». Однако, когда книга оказалась в монастыре, не указано. Известно, что В.В.Голицын после падения Софьи в 1689 г. действительно был отправлен в Каргополь, оттуда переведен в Яренск, затем поступил приказ вести его в Пустозерский острог, но добрался он только до Мезени. Произошло это в 1691 г. Евангелие же, если оно действительно имело какое-то отношение к Софье, могло быть отправлено ею на место первой ссылки В.В.Голицына в качестве вклада в Каргопольский монастырь. Следовательно, выполнено оно не раньше 1689-го, но и не позднее 1691 г.
      Для нас наибольший интерес представляет то, что и Сийское, и Евангелие царевны Софии были созданы в последней четверти XVII столетия, точнее – на рубеже 1680 – 1690-х гг., причем оба, как мы полагаем, выполнены в Москве кремлевскими мастерами. Что касается Евангелия царевны Софии, то относительно него сомнений нет. О.А.Белоброва определила, что эта рукопись украшена изографами Оружейной палаты. Ну а Сийское Евангелие? Стилистическое сходство миниатюр в двух рассматриваемых кодексах позволяет говорить о них как о произведениях одного круга. Особенно показательны в этом отношении композиции перед началом евангельских чтений. Выполнявшие их мастера неуклонно следовали древним образцам, которые нам удалось найти среди тех, что представлены в Сийском лицевом иконописном подлиннике.
      «Портреты» евангелистов поистине прекрасны. Наполненные внутренней энергией фигуры гармонично найдены в пространстве золотого фона. Их выразительный очерк безупречно согласуется с точно прорисованной архитектурой. «Доличное» написано орнаментально. Пробел (в Евангелии Софии – золотой, в Сийском – белильный) носит чисто декоративный характер, он не выявляет плоти, а как одно из цветовых пятен включается в колористический строй миниатюры. Тщательно проработаны лики. Проложенные по плотному тону санкиря прозрачные плави, оживки, движки высвечивают выпуклые части и придают им объемность, но в сочетании с четкими контурами головы, оплечья, всей фигуры они не разрушают в целом плоскостного изображения. Но, пожалуй, ничто так не восхищает, как цветовое решение миниатюр. Благородные оттенки синего и красного, переливчатые тона фиолетового и розового, разбеленные зелень и охра в окружении золота мерцают холодным завораживающим светом. Бесспорно, эти композиции относятся к числу высших достижений миниатюрной живописи. И в Евангелии царевны Софии, и в Сийском с каким-то особенным чувством, даже как будто с сознанием того, что делается все в последний раз, утверждались древние иконописные каноны. Остается надеяться на то, что когда-нибудь найдутся документы, подтверждающие создание миниатюр с изображениями евангелистов в двух этих кодексах одними и теми же мастерами. Во всяком случае, уже сейчас можно утверждать, что Сийское Евангелие было, как и Евангелие царевны Софии, украшено московскими изографами. (Прил. 2. Л. 68 об., 170 об., 270 об., 335 об.).
     
      «Писец выражает несогласие»
      До некоторого времени сомнений в этом не возникало. Однако на л. 24 –24 об. Сийского апракоса имеется запись, которая не относится к каноническому тексту Евангелия и содержит личное мнение писца о иконографии символов евангелистов: «Сего ради аз не престаю на московском толковании, ибо не право Иоанна львом пишут, паче же приемлю Златоустово толкование Иеронимово, иже его нарекоша орлом высокопарным от действа его высокой богословии» (Л. 24-24 об.). То есть писец выражает несогласие с принятым в Москве распределением символов евангелистов, по которому Иоанна изображают львом, а Марка – орлом. Содержание этой записи позволило И. И. Гумницкому высказать предположение о том, что Сийское Евангелие было переписано и оформлено не в Москве или, по крайней мере, артелью писцов и художников, не согласных с иконографическим каноном московской школы иконописцев. Можно ли считать эту версию убедительной?
      Об иконографическом каноне символов евангелистов говорится в исследовании Н.В.Покровского «Евангелие в памятниках иконографии, преимущественно византийских и русских». Автор напоминает о том, что в первые века христианства символами евангелистов служили четыре райские реки – Фисон, Геон, Тигр и Евфрат. Но вскоре на смену им явились почерпнутые из ветхозаветной Книги пророка Иезекииля изображения четырех животных, окружающих престол Иеговы. Ириней Лионский трактует их как символы евангелистов, приписывая Иоанну льва, а Марку – орла. Св. Иероним дает свою интерпретацию, предлагая Марка изображать львом, Иоанна – орлом. Эта иконографическая форма впоследствии получила наибольшее распространение в церковной практике и стала считаться традиционной. Н.В.Покровский приводит объяснение символа евангелиста Иоанна согласно трактовке св. Иеронима: «Как орел есть царь птиц, возлетает выше всех и может смотреть на солнце, так и св. Иоанн сияет славою и паче всех святых Ветхого и Нового Завета исполнен Духа святого и премудрости паче Моисея и пророков. Ум его получил высшее просвещение от Самого источника света, перо его нравонеуклонного ума простирается на небесную высоту и невозбранно пролетает чрез все девять небес, выше всех чинов ангельских до самого предела неприступного света. Своим гласом, изрекшим высокую истину «в начале бе Слово и Слово бе к Богу и Бог бе Слово», он просветил все царство». Исследователь отмечает, что это различие мнений прослеживается в памятниках изобразительного искусства: в древних мозаиках, фресках, миниатюрах.
      В Сийском Евангелии на целом ряде листов изображения символов даны по толкованию Иеронима: Марк – лев, Иоанн – орел (Л. 17 об., 18, 70, 172, 272, 337 и др.). Но на л. 11 об. апостола Марка символизирует орел, Иоанна – лев. Показательно, что и в Сийском лицевом иконописном подлиннике, который создавался как сборник образцов традиционной иконографии, символы евангелистов также представлены в обоих описанных изводах. Поэтому, ссылаясь на указанную запись из Сийского Евангелия, Н.В.Покровский приводит ее в знак подтверждения того, что в распределении символов евангелистов не существовало раз и навсегда принятого мнения.
      Что же в таком случае взволновало писца, почему он заострил внимание на том, как изображены евангелисты? Оказывается, во времена раскола этот вопрос принял догматический характер. Старообрядцы считали первоисточником толкование Иезекииля, в подтверждение своего выбора они ссылались на свидетельства Андрея Кесарийского, Анастасия Синаита, древних кормчих, Макарьевских Четьих-Миней, патриарха Филарета и митрополита Иова, которые будто бы называли Иеронимово толкование «латинским мудрованием». Источником таких взглядов Димитрий Ростовский называл Толковое Евангелие архиепископа Феофилакта Болгарского. В статье этого автора под названием «О четырех животных от видения Езекиилева, что знаменует» (Л. 10 об. – 24 об.), вошедшей, как известно, в состав Сийского апракоса, и появилась эта приписка.
      Итак, писец Сийского апракоса пожелал остаться на позициях официальной церкви. Именно об этом и свидетельствует запись. Еще в первой половине XVII в. эти строки не вызвали бы никаких вопросов, но после раскола, когда становилось ясно, чьи взгляды выражает тот или иной иконографический извод, писец счел нужным сделать эту помету, дабы знали о его религиозных убеждениях, знали, на чьей он стороне (Прил. 2. Л. и 11 об., 24 об., 56 об.).
      В таком случае, кто он, этот писец, откуда – из монастыря или из столичных мастерских? Во-первых, он должен был быть опытным мастером, ибо только такому могли доверить написать первые листы в столь представительном Евангелии; во-вторых, – изографом, в совершенстве знавшим христианское искусство и блестяще разбиравшимся в его иконографии; в третьих, – человеком, чувствовавшим за собой право вносить коррективы в канонический евангельский текст, а следовательно, именно он должен был быть руководителем этого монументального художественного проекта. Не мог ли им быть Никодим?
      Известно, что иеромонах Антониево-Сийского монастыря Никодим был не только автором духовных сочинений, в частности, Жития игумена Феодосия, но также блестящим писцом, рукой которого переписан не один текст и не одна книга. Он хорошо знал иконографию живописи, иначе вряд ли бы взялся за составление Сийского иконописного подлинника. Наконец, Никодим был в числе тех, кто закладывал основы такого художественного явления, как северорусская книжная культура. Пытаясь выяснить, кто сделал больше для создания декоративного стиля рукописных книг, вышедших из мастерских северных монастырей, – Афанасий, архиепископ Холмогорский и Важский, или Никодим, иеромонах Антониево-Сийского монастыря, М.В.Кукушкина склонна отдать пальму первенства Никодиму. Полагаем, есть все основания считать Никодима писцом, вернее, одним из писцов Сийского Евангелия, рукой которого, вероятно, и была сделана приписка на л. 24 - 24 об.
     
      «Оружейная палата, Посольский приказ или...»
      В описании Сийского кодекса, сделанном сотрудниками Рукописного отдела БАН, значится, что он был создан в одной из кремлевских мастерских. Высокий художественный уровень миниатюр, разнообразие представленных в рукописи орнаментов позволяют связывать ее выполнение с именами изографов первой руки, а таковыми в конце XVII столетия были мастера Оружейной палаты. Однако водяные знаки, зафиксированные нами на бумаге Сийского кодекса, наличие в нем маргинальных изображений оказались характерными для ряда подписных и датированных лицевых рукописей, созданных в 1670 – 1680 гг. в Посольском приказе, возможно, изографами Оружейной палаты.
      Известно, что при Посольском приказе, тогдашнем Министерстве иностранных дел, имелась художественная мастерская, в стенах которой, начиная с 1672 г., велась интенсивная работа по созданию рукописных книг. И.М.Кудрявцевым, одним из исследователей деятельности Посольского приказа, установлено, что инициатива изготовления здесь рукописей чаще всего исходила «сверху», поставщиками текстов являлись, как правило, иноземцы, а основными исполнителями – писцами и художниками – были русские мастера, иконописцы Оружейной палаты.
      Следовательно, оформлением книг в Оружейной палате и в Посольском приказе занимались одни и те же мастера? В подтверждение этого предположения можно привести несколько фактов. Известно, что в мастерской Посольского приказа были выполнены два лицевых Евангелия, расписанных изографами Оружейной палаты. Оба они созданы в 1678 г., и оба до определенной степени повлияли на художественное убранство Сийской рукописи. Но если Евангелие, хранящееся в Оружейной палате под № 16936, могло служить образцом только для орнаментальных мотивов Сийского кодекса, то со вторым – Евангелием № 10185 – у Сийской рукописи гораздо больше общего.
      Петропавловское Евангелие (под таким названием значится Евангелие № 10185 у Н.В.Покровского) содержит 1200 миниатюр и по количеству иллюстраций уступает только Сийскому. Благодаря исследованиям Н.Е.Мневой стало известно, что над украшением Петропавловского Евангелия в течение восьми месяцев трудились семь иконописцев, в числе которых названы Федор Евтихиев Зубов, Иван Максимов, Сергей Васильев, Павел Никитин, Федор Юрьев, Макар Потапов, Максим Иванов. Все они числились мастерами Оружейной палаты. Петропавловское Евангелие относится к типу толковых Евангелий с большим количеством сюжетов повествовательного характера, которые, как и в Сийском, иллюстрированы маргинальными изображениями.
      Казалось бы, идентичность приемов художественного оформления позволяет назвать не только художественный центр создания Сийской рукописи, но и ее исполнителей. Тем не менее такие выводы были бы слишком поспешными. Наряду со сходством между Евангелиями Петропавловским и Сийским существуют и принципиальные различия. Главное из них заключается в разном подходе к иллюстрированию текста. Комментируя текст, миниатюристы Сийской рукописи сосредоточили внимание не столько на жанровой, сколько на духовной стороне произведения, для воплощения которой им нередко приходилось прибегать к сложным символическим изображениям. Это повлекло за собой различия в манере письма. Иллюстрации Сийской рукописи выполнены в иконописной традиции, в них нет той артистической свободы, которая присутствует в композициях Евангелия 1678 г. (№ 10185), и если говорить о приверженности новым устремлениям, то в последнем они проявились гораздо последовательнее, чем в живописи Сийского кодекса.
      На территории Кремля существовала еще одна художественная мастерская, которая находилась на Патриаршем дворе и деятельность которой во все времена протекала в русле официальной традиции. «Патриарших домовых иконописцев», то есть тех, кто находился в штате, было немного. По заказам патриарха чаще всего работали «царские» изографы, а также иконописцы монастырей. Так, например, Дмитрий Львов, числившийся «патриаршим домовым иконописцем», в 1670-е гг. работал в Посольском приказе над созданием миниатюр «Титулярника». Другое известное имя – Карп Золотарев, который был одним из ведущих художников последней трети XVII в., искусным рисовальщиком и резчиком по дереву, иконописцем и позолотчиком, составителем чертежей церквей, иконостасов, дворцовой мебели. Начав свой творческий путь «кормовым живописцем» Оружейной палаты, он в 1680 – 1690-е гг. возглавил золотописную мастерскую Посольского приказа и много работал по заказам патриарха. По сути дела, в трех московских центрах: в Оружейной палате, Посольском приказе и на Патриаршем дворе – работали одни и те же мастера.
     
      «Патриаршие иконописцы»
      Предположение о том, что мастерская Патриаршего двора могла быть местом создания Сийского Евангелия, в первый раз возникло в связи с результатами палеографического анализа. Два водяных знака, обнаруженные на листах кодекса, полностью совпадают с теми, что зафиксированы на бумаге двух церковных документов, которые исходили, несомненно, из Патриаршего двора.
      Следующий довод в пользу этой версии связан с Евангелием царевны Софии. Даже теперь, когда оба памятника органично вошли в контекст лицевого книгописания второй половины XVII столетия, они по-прежнему остаются до конца не раскрытыми произведениями. Судьбы этих двух кодексов окружены ореолом таинственности. Оба созданы в Москве, но найдены в монастырях на далеком Севере. Оба появились в преддверии новых тенденций, но сохранили верность средневековой традиции. Оба принадлежат столичной школе, но не лишены провинциального архаизма. В обоих памятниках циклы миниатюр с изображениями евангелистов носят торжественный, парадный характер. В декоре того и другого сталкиваются два иконографических извода в изображении символов евангелистов. И этот ряд сравнений можно было бы, вероятно, продолжить, но если помнить, какие иконографические образцы могли быть перед глазами создававших их миниатюристов, то многое становится понятным.
      В качестве одного из источников иконографии вполне мог выступать Сийский лицевой иконописный подлинник. Известно, что он создавался как сборник рисунков или, точнее, бумажных переводов с икон, выполненных на одни и те же сюжеты изографами разных времен. В подлинник вошли композиции, приписываемые евангелисту Луке, митрополиту Петру, византийскому императору Мануилу, «снимки» с икон Прокопия Чирина, Симона Ушакова, Федора Евтихиева Зубова, знаменщика Москалева, отмечены имена Василия Мамонтова, Василия Кондакова, Терентия Силина, Федора Усольца, Семена Спиридонова, Ермолая Вологжанина. Причем из произведений второй половины XVII столетия в Сборнике представлены лишь те, в которых преобладают черты древних традиций. В исследовании Н.В.Покровского, посвященном Сийскому иконописному подлиннику, подчеркивается мысль о том, что создавалось это руководство специально для иконописцев Сийской обители, а собирал его не кто иной, как иеромонах Сийского монастыря, ставший впоследствии его первым архимандритом,– иконописец Никодим. Где же проходила работа над подлинником?
      Ответ на этот вопрос находим у А.И.Успенского. Среди имен, опубликованных им в «Словаре патриарших иконописцев», значится чернец Никодим. В Расходной книге Патриаршего казенного приказа за 7192 (1684) г. читаем: «По росписи за пометою казначея старца Паисия Сийского, Двинского уезда Сийского монастыря иеромонаху Никодиму, что он в нынешнем во 192 году в июне месяце вычистил и починил и изолифил вновь церковных старых икон, которыя у церкви Двенадцати апостолов, что на Патриаршем дворе, на паперти и перед церковью в задних сенях – образ Страшного Суда Господня, образ Распятия Господня, на котором писано Суд премудрого царя Иустиниана о убогой вдовице, образ Пречистыя Богородицы Владимирския, образ Николая Чудотворца и иныя старыя-ж церковныя и казенныя иконы починивал и олифил, и чистил вновь; а от тех икон ему, иеромонаху Никодиму, за починку и от чищенья и за олифу по договору казначея старца Паисия Сийского 3 р.». Следовательно, в течение двух последних десятилетий XVII столетия Никодим подолгу жил в Москве на Патриаршем дворе, выполняя заказы патриархов – сначала Иоакима, а затем Адриана, и получал за них плату от патриаршего казначея Паисия.
     
      Провинциальные мастера
      В таком случае, была ли в Антониево-Сийском монастыре своя книжная мастерская? В литературе о ней упоминается, но, как отмечает М.В.Кукушкина, мастерской ее можно назвать лишь условно. Книгописной палаты типа скриптория в обители не было, однако книги создавались. Следовательно, были писцы, художники, переплетчики, которые, как отмечено в одном из документов, работали в отводимых для них «особо угодных местах». Были в Сийском монастыре мастера, была и библиотека, сильно пострадавшая во время пожара 1658 г. Пытаясь помочь монастырю-погорельцу, царь Алексей Михайлович даровал ему 6600 рублей медными деньгами и церковные книги – сначала 20, а потом еще 24, всего на сумму около 71 рубля. Потом и Феодор Иоаннович «отписал» в обитель 80 рублей. Благодаря льготам сгоревшие церкви были быстро отстроены и богато украшены. При этом, чтобы ускорить изготовление церковных образов, Алексей Михайлович дозволил своему иконописцу Федору Усольцу из Устюга приехать в Сийский монастырь, так как в обители тогда не было «иконных мастеров» и даже на Двине «нанять было некого». На то время, в течение которого Усолец писал иконы за плату от обители, царь освободил его от казенной работы (грамота от 1 марта 1660 г.). На благоустройстве Антониево-Сийского монастыря потрудились тогда и другие мастера: игумен Феодосий написал иконы Софии Премудрости Божией и чудотворца Антония. Богдан Зотиков в 1659 г. выполнил для Чудотворцева храма Деисус, праздники с пророками и праотцами и Нерукотворный образ с ангелами. Иконник В.О.Кондаков Усолец в 1663 г. написал икону преп. Антония в житии.
      Судя по записям в приходо-расходных книгах, во второй половине XVII столетия в Сийском монастыре уже существовала мастерская, где, в частности, создавались и книги. Бумагу для нее закупал Холмогорский архиерейский дом, через который главным образом и осуществлялась торговля России с Западом. Возможно, часть бумаги покупалась в Москве. Во всяком случае, в одном из документов Сийского монастыря за 1661 г. упомянута «бумага александрии, что привез с Москвы игумен Феодосий» (РГАДА, ф. 1196, оп. 1, 1661 г., № 1, л. 123 об.). Известно, что у Сийского монастыря с Москвой были постоянные рабочие контакты. В столице на двух монастырских подворьях – в Глиницах и на Покровке – постоянно жили сийские писцы-делопроизводители. Подолгу оставался в столице и Никодим. Если не все, то по крайней мере те постриженники монастыря, кто занимался книжным делом и иконописью, могли годами жить и работать в Москве, а появлявшиеся в столице «новинки» книжного искусства и иконографии беспрепятственно попадали в северную обитель.

     Иеромонах Никодим
     Все, что мы знаем об Антониево-Сийском монастыре, характеризует его как сообщество в высшей степени просвещенное, с серьезным уставом, обстоятельным образом жизни. И акт, по которому иконописец был произведен в архимандриты, – прямое тому подтверждение. Известно, что еще со времен Стоглавого собора утвердилась такая практика, при которой надзор за иконописанием и иконописцами должны были осуществлять митрополиты, архиепископы, епископы, лица, возглавляющие монастыри. Этой традиции следовали, когда утверждали архиепископа Холмогорского и Важского Афанасия – «сотоварища» Никодима по книгописному делу и когда производили в игумены Сийского монастыря иконописца Феодосия. Сходным оказался и жизненный путь Никодима. Ему, иеромонаху Сийского монастыря, человеку, несомненно, образованному, читающему и пишущему, понимающему толк в книжном деле, умеющему работать и писцом, и «знаменщиком», и «иконником», было поручено составление иконописного подлинника, по образцам которого могли бы работать изографы Сийского монастыря. Причем работа над этим сборником, как доказал А.И.Успенский, велась не на далеком Севере, а в Москве, во время службы Никодима на Патриаршем дворе.
      В Сийском иконописном подлиннике немало композиций содержащих пометы о том, что они являются «знаменем» (рисунком) самого Никодима. Так, на обороте листа с изображением Распятия (Л. 55 об.) стоит подпись: «Чернеца Никодима». На листе с изображением Антония Сийского – «Снемъ с иконы», а на обороте – «Чернец Никодим. Подлинной образец ч. а.» (Л. 88, 88 об.). Подпись Никодима имеется на многих образцах подлинника (99, 218, 221, 253, 257, 258); отдельные пометы, сделанные рукою Никодима, могут рассматриваться как дополнения к его биографии. Так, на л. 212, например, читаем: «...чернец Сийского монастыря иеромонах многогрешный и архимандрит недостойный, прямое имя Никон». Из этих строк следует, что первое монашеское имя Никодима – Никон и что отдельные композиции он «знаменил» или подписывал уже тогда, когда был архимандритом.
      На запись такого же содержания, оставленную под рисунком, который подписан именем Василия Мамонтова (Л. 265), обратила внимание В.Г.Брюсова и пришла к выводу о том, что «Васка Мамонтов Уваровых с Шуренги», «Никон» и «Никодим» – одно и то же лицо. Эту версию впоследствии поддержали О.Н.Мальцева и Т.М.Кольцова. Однако ни Н.В.Покровский, исследователь Сийского иконописного подлинника, ни А.И.Успенский, составитель Словаря патриарших иконописцев, такой параллели не проводят.
      Для нас Сийский иконописный подлинник интересен прежде всего тем, что по его образцам создан ряд миниатюр Сийского Евангелия. Так, изображения всех четырех евангелистов Сийского кодекса: Иоанна, Матфея, Марка и Лук (Л. 68 об., 170 об., 270., 335 об.) – сделаны с прорисей а и полностью совпадают с образцом в рисунке композиции (Л. 10 об., 10 об., 15 об., 15 об.). Изображение орла, держащего в когтях книгу, «списано» с образца, который в Сийском подлиннике, так же как и в Сийском Евангелии, находится на л. 24 об. Изображение Иоанна Предтечи в том иконографическом изводе, в каком он представлен в подлиннике (Л. 316): держащим сосуд с агнцем Божьим в правой руке и свиток – в левой, находим и в Сийском Евангелии (Л. 55 об.). Композиция «Спас в силах», помеченная в Сийском подлиннике именем Никодима, стала образцом миниатюры Сийского Евангелия, иллюстрирующей текст о четырех животных (Л. 11 об.). Этот ряд можно было бы продолжать и продолжать, но очевидно одно: Сийский иконописный подлинник, действительно, был в числе иконографических источников миниатюр Сийского Евангелия. Более того, есть все основания утверждать, что в оформлении Сийского апракоса принимал участие иконописец Никодим, а это значит, что создавалось эта рукопись на Патриаршем дворе.
      Призванный казначеем Паисием к Патриаршему двору, Никодим мог приехать в Москву не один, а с собратьями по монастырю, которые, живя в столице на Сийском подворье, могли помогать Никодиму в работе над составлением подлинника и в создании Сийского Евангелия. Возможно, именно поэтому так неодинаков художественный уровень иллюстраций кодекса. С наибольшим совершенством выполнены выходные миниатюры в лист. Они, без сомнения, принадлежат мастерам московской школы. Все остальное: маргинальные композиции, заставки, концовки, барочные орнаменты, «цветки» на полях – сделаны с таким провинциальным налетом, что в них безошибочно угадывается рука монастырских иконописцев.
      Особенно показательны в этом отношении миниатюры месяцеслова Сийского Евангелия – единственного в своем роде образца, иллюстрированного по типу европейских календарей. Влияние западного оригинала столь очевидно, что попытки отыскать иконографический образец, с которого выполнялись миниатюры цикла «Времена года» в Сийском Евангелии, предпринимались едва ли не каждым его исследователем. И.И.Гумницкий, например, считал, что таким образцом мог быть иллюстрированный нидерландский календарь начала XVI в. из коллекции Британского музея. С точки зрения иконографии такое сравнение правомерно, но доступен ли был этот источник русским мастерам?
      Известно, что среди произведений западного искусства, бытовавших на Руси в XVII столетии, было немало таких, которые использовались в качестве иконописных образцов. Достаточно вспомнить знаменитую Библию Пискатора, влияние которой было столь велико, что его следы можно найти во всем: от храмовых композиций до работ миниатюрного жанра.
      Но были и другие иллюстрированные источники. При работе над миниатюрами календарного цикла сийские изографы могли использовать в качестве образца гравюры антверпенского издания 1581 г. Известно, что в 1670-е гг. этот альбом принадлежал главе Посольского приказа А.С.Матвееву, а затем вместе со всей библиотекой перешел к его сыну – А.А.Матвееву. В 1691 г. младший Матвеев был поставлен Двинским воеводой и стольником города Холмогоры, а благословил его на это место не кто иной, как архиепископ Афанасий. В это же самое время, должно быть, работали и над росписью Евангелия, так что издание из библиотеки А.А.Матвеева вполне могло быть под руками создателей Сийской рукописи. Доступными для изографов Евангелия были и гравюры голландских мастеров XVII в., включенные Никодимом в состав Сийского иконописного подлинника. Таким образом, найденные нами произведения вполне могли быть тем материалом, к которому непосредственно и обращались миниатюристы Сийского Евангелия при написании миниатюр цикла «Времена года». Эти произведения принадлежали людям, хорошо знавшим друг друга, принимавшим участие в одних и тех же делах, в создании одних и тех же рукописей.
      Итак, вполне очевидно, что оба памятника: Сийский лицевой иконописный подлинник и Сийское Евангелие – создавались в одно и то же время, на рубеже 1680 – 1690-х гг. Работу выполняли патриаршие иконописцы, в числе которых были и первоклассные изографы, и монастырские мастера. Возглавлял артель иеромонах Никодим, он занимался составлением подлинника и «знаменил» лицевые композиции для Евангелия. Большое напрестольное Евангелие создавалось по инициативе патриаршего казначея Паисия Сийского. Кем-то из монастырских, скорее всего самим Никодимом, переписывался текст, поэтому и появились в нем вставки, оспаривающие нетрадиционную иконографию. Днем и ночью работали миниатюристы над украшением Евангелия, и получилось оно таким, каких еще не было на Руси.
      Спустя два века Ф.И.Буслаев напишет о нем как о самом обширном лицевом иконописном подлиннике, Н.В.Покровский оценит Сийское Евангелие как самое великолепное произведение русской живописи XVII столетия, а наш современник А.Н.Свирин назовет кго «энциклопедией орнаментальных мотивов». Но по-другому и быть не могло. Напрестольное Евангелие создавалось по случаю учреждения Антониево-Сийской архимандрии, первым архимандритом которой был поставлен друг и сподвижник Паисия иконописец Никодим. Для старца Паисия события лета 1692 г. были делом всей его жизни, а Сийское Евангелие стало своего рода его духовным завещанием.